Приехали мы как-то на одну заставу. Я в тот момент в ИСАПРе служил (инженерно-саперная рота).
Вообще, следуя доброй пограничной традиции, служба на заставах подчинена не столько уставу, сколько стремлению к выполнению задачи, здравому смыслу и банальному желанию безпроблемного сосуществования. Насколько это возможно, естественно. И так живут не только бойцы, но и командование заставой, начиная от сержантов-сверхсрочников и заканчивая командиром.
Основной принцип – служба превыше всего! А все остальное вторично. Все понимают, что глупо докапываться до солдата почему, мол, воротничок расстегнут, если он только с фланга и пешком по жаре отмахал туда-обратно 22 километра. Но редко, слава Богу, очень редко, попадаются исключения…
И вот приехали мы на заставу новую систему ставить. Ну это такой Г или Т-образный забор с колючей проволокой, если кто не знает. Бывает еще сеткой. Но не суть. Просто если на каком-то участке старую систему сняли, то новую нельзя поставить «завтра» или «потом как-нибудь» – в границе дыр быть не должно! А соответственно, пока не доделаешь, обратно не вернешься.
И вот мы возвращаемся вечером: уставшие, грязные как черти и просто-таки жутко голодные. Проползли в кубрик, помылись, переоделись, в порядок себя привели и выдвинулись в застАвскую столовую. На подходе нас перехватывает прапорщик. Молоденький такой, борзый. Нас увидел, демонстративно остановился, вытянулся. Не принято это на границе, но мы как-то тоже приосанились переглянувшись и приближаясь к нему честь отдаем. Он в ответ козыряет и сразу спрашивает:
- Куда?
- Ужинать и обедать одновременно товарищ прапорщик. – отвечаем.
- Вы что, бойцы, совсем распоясались? Прием пищи заканчивается в 20.00, а сейчас время сколько?
- 21.30, – отвечаем, – но мы же не отдыхали – систему ставили.
- А это ваши проблемы, – отвечает эта уставная крыса, – на заставе есть распорядок, вне его могут питаться только наряды, а вы – не они. Посему: крууу-гом марш! И что бы я на заставе вас не видел.
Офигели, развернулись и ушли. А кушать-то хочется… Желудки уже к позвоночникам прилипли: с самого завтрака и после 12-ти часового рабочего дня на свежем лесном воздухе во рту маковой росинки не было.
- Пойду, – говорю я, – просочусь в столовку.
И пошел. Осторожно, не напрямую, а через подхоз. Добрался незамеченным. В дежурке киваю знакомым и уточняю где повар.
- У себя. – Говорят, но при этом смотрят грустно и сочувствующе.
Ладно. Идем сразу на кухню. И с порога:
- Что за хрень?, – спрашиваю, – нас что, здесь голодом решили уморить?
- Ничего не могу поделать, – отвечает ефрейтор-повар, – жратва уже порционно разнесена, старшиной заставы посчитана. Ключи от хлеборезки у него же, так что извините.
- Это тот хмырь-прапор молодой? – Спрашиваю.
- О, уже познакомились? Сами от него стонем. Садист и идиот. Пытается нас по уставу жить заставить.
Дальнейший диалог пересказывать смысла не имеет, так как этой репликой суть уже была сказана. Максимум что смог добиться, так это обещания, что через 20 минут и на 10 минут соответственно картофелехранилище будет открыто…
Вы не представляете какой божественный вкус может быть у простой картошки, жареной без соли на солидоле (да-да, том самом, аналоге литола и прочих минеральных смазочных материалов) на ржавом листе железа при помощи простой паяльной лампы! Мммм… фуа-гра отдыхает.
Утром следующего дня мы, уже имея некое представление о порядках царящих на этой заставе, пытаемся превентивно решить свою продуктовую проблему, то есть вынести с завтрака максимально возможное количество еды. У меня батон за пазухой, у остальных тоже хлеб, масло в газетку завернутое в наколенном кармане и пачка чая. Но!… Не тут-то было…
- Стооо-ять! – Встречает нас на выходе из столовки этот хмырь. – Это что?
Молчим.
- Таааак! Крууу-гом! Все оставить и вон отсюда! Ефрейтор Перехотько, – это уже повару орет – за разбазаривание продуктов питания три наряда вне очереди!
Дааа…, подставили пацана…
На границе за самой работой держим военный совет.
- А что, – говорит сержантик наш, – хочет он по уставу, пусть будет по уставу. А по уставу нам должны либо сухпаёк выдать, либо горячий обед привезти.
Принято, пробуем.
Наступает время обеда, я к низам. (Кто не знает, так называется неприметный столбик, в который можно воткнуть штекер телефонной трубки и поговорить с дежурным по заставе. Верхи, соответственно – это радиосвязь).
- Балтика, балтика, я сапер.
- Сапер я балтика, чего надо?
- Еды надо, время обеда. Ждать?
Треск статистических разрядов, тишина.
- Балтика, балтика, скажите что-нибудь.
- Сапер, вы там курите чего? С какого такие пожелания?
- Балтика, ваш же старшина по уставу нас жить призывает, вот пусть обед и везет.
- Передам, на связи через пять минут.
- Принято.
Проходит 5 минут.
- Балтика, балтика, я сапер.
- Слушаю сапер.
- Обед ждать?
- Шишига на левом фланге, занята. Командирский УАЗик с командиром в отряд уехал, так что придумывайте сами что-нибудь.
- Принято.
Переглянулись. А что значит «придумывайте сами что-нибудь»? Придумали. Два человека из шести, а именно столько нас было, берут Калашники и уходят охотиться. Работа, соответственно, остается оставшимся четверым.
Два зайца на шесть здоровых и голодных молодых мужчин это вызывающе немного. Тем более, что от зайца убиенного при помощи Калаша в еду мало что остается. А барсук оказался либо не съедобен, либо мы просто барсуков готовить на костре не умели… Хотя, с другой стороны, Мересьев ёжика сырым съел….
Короче на заставу прибыли по-прежнему жутко голодными, но на этот раз не в 21.30, а в 23.30 – работали-то фактически полдня не шестеро, а четверо.
Картошка. На солидоле. Лист железа и паяльная лампа. Божественный вкус, лучше чем прежде. Наверное потому, что на этот раз с приправами – солью. Предварительно притыренной утром в столовой.
Третий день не особо отличился от второго, за исключением то, что заяц был один.
Четвертый день по-прежнему не задался:
- Вымогательство сухпайка успехом не увенчалось, так как оказалось, что «прикомандированным не положено»;
- Шишига опять была занята на левом фланге, а УАЗик куда-то уехал;
- Зайцы оказались умнее чем можно было предположить и временно сменили место дислокации;
- Раненая косуля ушла к полякам, а преследовать ее там мы по понятным причинам не рискнули;
- Найденная дикая плантация ежевики не смогла утолить наши ожидания от нее, но для неслабого расстройства желудков ее хватило;
- Приехали на заставу в час ночи, так как неудачная охота и сидение в кустах заняло больше времени чем хотелось бы.
Мммм…. Картошка…. На солидоле… Уже родной лист железа и паяльная лампа… А если при приготовлении таким образом картофеля мелко-мелко покромсать листы смородины, перемешать их с солью и готовить на этом, то получается блюдо достойное дорогущего ресторана.
За едой идут разговоры на счет сложившейся ситуации и того, какая скотина этот самый прапор – старшина. Рассматриваются разные варианты решения проблемы:
- Вариант все бросить и уехать в отряд отвергается сразу – не позволяет чувство долга и неизвестные последствия;
- Вариант в обход застАвского начальства достучаться до нашего ротного коллегиально признан не эффективным – решаться проблема будет минимум неделю, а от такого меню за эту неделю мы просто загнемся;
- Сходить в самоход и поменять что-то на еду тоже не выход, так как до ближайшей деревни 24 километра, туда – обратно 48 соответственно. Далеко и долго – можно спалиться, да и потом местные, живущие в приграничной полосе, всегда стучат;
- К заставским бойцам за помощью обращаться не выход – они сами в таком же положении, да и потом им все равно с завтрака-обеда-ужина ничего вынести физически не дают.
Обсуждение проблемы уже переходило в фазу заведомо нереализуемых и фантастических проектов, когда один из моих собратьев по несчастью неожиданно сказал:
- Тротил.
- Что тротил?
- У меня есть тротиловая шашка. Стограммовая.
Идея родилась неожиданно…
Вы представляете как выглядит уличный военный сортир? Это такой деревянный сарай со ступенькой внутри в которой имеется 9 (в данном случае, по крайней мере) дырок (очек). Построено данное сооружение, естественно, над огромной выгребной ямой и на максимально удаленном от казармы, по понятным причинам, расстоянии. С задней стороны доски к грунту плотно не прилегают, а расположены от него на расстоянии 15-20 см для какой-никакой вентиляции.
Утром следующего дня, еще до завтрака, старшина направился на обозначенный объект с известной целью. Но там его ждала засада… Только он снял штаны и в позе орла пристроился над очком, как где-то внизу под ним в коричневой жиже раздалось – Буллль…
Это тротиловая шашка привязанная полуметровым шнурком к кирпичу для лучшей затопляемости стала тонуть, тихонечко шкварча огнепроводным (бикфордовым) шнуром….
Жахнуло не особо громко (что легко объясняется плотностью среды), но очень эффективно. Сортир как будто подпрыгнул, но не развалился. Примерно четверть содержимого выгребной ямы через уже упомянутые 9 очек оказалась внутри, равномерно размазанная жирным слоем по стенам и потолку, за исключением отвратительного вида сталагмитов на полу. Но это мы увидели потом, а для начала из распахнутой двери перед нами предстал… Вы смотрели фильм «Догма»? Там был такой персонаж – говнодемон. То есть демон созданный из фекалий. Так вот, пред нами предстал он. Предстал, сделал пару шагов и рухнул в травку.
Разбирательство примчавшегося в течении часа и продолжавшегося неделю особого отдела установило, что скорее всего пострадавший сам виноват, так как предположительно что-то взрывоопасное уронил в очко сортира. Как и почему оно сдетонировало следствие не выяснило. Всем личным составом заставы он характеризовался как неадекватный и через чур жесткий, а когда при досмотре (обыске) его каптерки и жилой комнаты обнаружили неучтенных более десятка РГДшек, какое-то фантастическое количество патронов к АК и ПМ, парочку списанных и «уничтоженных» со спиленными номерами СКСов, то все встало на свои места. Сам он ничего пояснить не мог. Контузия.
А сортир оказалось проще сжечь, чем отмывать. Чуть-чуть напалма, два дня работы – и на его месте стоял новенький, пахнущий свежей струганной сосной.
А прапорщик этот комиссоваться отказался и выйдя из госпиталя перевелся из Пограничных Войск во Внутренние Войска.
Все описанное происходило в 1990 году еще в СССР.
Да, угрызений совести никто из нас не испытывал и, как мне известно, не испытывает до сих пор.
